Спор базарова и кирсанова в какой главе
О чём спорят Павел Петрович и Базаров из романа «Отцы и дети»?
Прочитав десятую главу произведения «Отцы и дети», легко убедиться в том, что взгляды на жизнь Павла Петровича и Базарова диаметрально противоположны. К примеру, Павел Петрович высоко ставит аристократию: «…я уважаю аристократов — настоящих… Аристократия дала свободу Англии и поддерживает её». Базаров же, наоборот, очень низкого мнения об аристократах: «Дрянь, аристократишко». Другое различие их мировоззрений в том, что Павел Петрович очень любит искусство и не терпит тех, кто не уважает деятелей духовной культуры: «Мне сказывали, что в Риме наши художники в Ватикан ни ногой. Рафаэля считают чуть не дураком, потому что это, мол, авторитет, а сами бессильны и бестолковы до гадости; а у самих фантазия дальше «Девушки у фонтана» не хватает, хоть ты что! И написана-то девушка прескверно. По-вашему, они молодцы, не правда ли?», на что Базаров возражает: «По-моему, Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его». Кроме того, Базаров не верит в то, что существует «хоть одно постановление, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания». Павел Петрович на это отвечает: «Я вам миллионы таких постановлений представлю, миллионы!»
Итак, мы убедились, что Павел Петрович и Базаров — совершенно разные люди, их взгляды на вещи в буквальном смысле противоположны, и спорят они об аристократах, искусстве и принципах. Павел Петрович уверен, что они играют огромную роль в жизни людей, Базаров же считает, что они не имеют смысла.
Анализ 10 главы романа отцы и дети
Экономь время и не смотри рекламу со Знаниями Плюс
Экономь время и не смотри рекламу со Знаниями Плюс
Проверено экспертом
В 10 главе читателю раскрывается ярко выраженный спор Базарова и Павла Петровича Кирсанова. Также это спор двух поколений — старого и нового, именно тут они выходят на тропу вечной войны.
Павел Кирсанов не скрывает свое негативное отношение к Базарову, часто называя его — «синьор этот, нигилист этот», «лекаришка», «Шарлатан».
Николай Кирсанов же, человек более сдержанный, с Базаровым он не вступает в какие либо споры. Он уже давно в отставке, поэтому предпочитает более спокойный и размеренный образ жизни.
Центральный конфликт — разносторонность взглядов, мировоззрения.
Как можно помнить, то семья Кирсановых отдает свое предпочтения либералистическим взглядам, Базаров же нигилист при этом сохраняя свою индивидуальность, его рассуждения схожи с революционно-демократическим путем мышления.
В ходе спора две стороны захватывают такие темы, как — Крестьянство и его роль в обществе, Сельское хозяйство, Развитие государства, искусство, наука и т.д.
Подключи Знания Плюс для доступа ко всем ответам. Быстро, без рекламы и перерывов!
Не упусти важного — подключи Знания Плюс, чтобы увидеть ответ прямо сейчас
Посмотри видео для доступа к ответу
О нет!
Просмотры ответов закончились
Подключи Знания Плюс для доступа ко всем ответам. Быстро, без рекламы и перерывов!
Не упусти важного — подключи Знания Плюс, чтобы увидеть ответ прямо сейчас
Анализ эпизода в 10 главе отцы и дети
Экономь время и не смотри рекламу со Знаниями Плюс
Экономь время и не смотри рекламу со Знаниями Плюс
Подключи Знания Плюс для доступа ко всем ответам. Быстро, без рекламы и перерывов!
Не упусти важного — подключи Знания Плюс, чтобы увидеть ответ прямо сейчас
Посмотри видео для доступа к ответу
О нет!
Просмотры ответов закончились
Подключи Знания Плюс для доступа ко всем ответам. Быстро, без рекламы и перерывов!
Не упусти важного — подключи Знания Плюс, чтобы увидеть ответ прямо сейчас
Отцы и дети (Тургенев)/Глава 10
— Я сам так думаю, — заметил одобрительно Аркадий. — « Stoff und Kraft » написано популярным языком…
— Вот как мы с тобой, — говорил в тот же день после обеда Николай Петрович своему брату, сидя у него в кабинете, — в отставные люди попали, песенка наша спета. Что ж? Может быть, Базаров и прав; но мне, признаюсь, одно больно: я надеялся именно теперь тесно и дружески сойтись с Аркадием, а выходит, что я остался назади, он ушел вперед, и понять мы друг друга не можем.
— Да почему он ушел вперед? И чем он от нас так уж очень отличается? — с нетерпением воскликнул Павел Петрович. — Это все ему в голову синьор этот вбил, нигилист этот. Ненавижу я этого лекаришку; по-моему, он просто шарлатан; я уверен, что со всеми своими лягушками он и в физике недалеко ушел.
— Нет, брат, ты этого не говори: Базаров умен и знающ.
— И самолюбие какое противное, — перебил опять Павел Петрович.
— Да, — заметил Николай Петрович, — он самолюбив. Но без этого, видно, нельзя; только вот чего я в толк не возьму. Кажется, я все делаю, чтобы не отстать от века: крестьян устроил, ферму завел, так что даже меня во всей губернии красным величают; читаю, учусь, вообще стараюсь стать в уровень с современными требованиями, — а они говорят, что песенка моя спета. Да что, брат, я сам начинаю думать, что она точно спета.
— А вот почему. Сегодня я сижу да читаю Пушкина… помнится, «Цыгане» мне попались… Вдруг Аркадий подходит ко мне и молча, с этаким ласковым сожалением на лице, тихонько, как у ребенка, отнял у меня книгу и положил передо мной другую, немецкую… улыбнулся, и ушел, и Пушкина унес.
— Вот как! Какую же он книгу тебе дал?
И Николай Петрович вынул из заднего кармана сюртука пресловутую брошюру Бюхнера, девятого издания. Павел Петрович повертел ее в руках.
— Гм! — промычал он. — Аркадий Николаевич заботится о твоем воспитании. Что ж, ты пробовал читать?
— Либо я глуп, либо это все — вздор. Должно быть, я глуп.
— Да ты по-немецки не забыл? — спросил Павел Петрович.
— Я по-немецки понимаю.
Павел Петрович опять повертел книгу в руках и исподлобья взглянул на брата. Оба помолчали.
— Да, кстати, — начал Николай Петрович, видимо желая переменить разговор. — Я получил письмо от Колязина.
— От Матвея Ильича?
— От него. Он приехал в *** ревизовать губернию. Он теперь в тузы вышел и пишет мне, что желает, по-родственному, повидаться с нами и приглашает нас с тобой и с Аркадием в город.
— Ты поедешь? — спросил Павел Петрович.
— И я не поеду. Очень нужно тащиться за пятьдесят верст киселя есть. Mathieu хочет показаться нам во всей своей славе; черт с ним! будет с него губернского фимиама, обойдется без нашего. И велика важность, тайный советник! Если б я продолжал служить, тянуть эту глупую лямку, я бы теперь был генерал-адъютантом. Притом же мы с тобой отставные люди.
— Да, брат; видно, пора гроб заказывать и ручки складывать крестом на груди, — заметил со вздохом Николай Петрович.
— Ну, я так скоро не сдамся, — пробормотал его брат. — У нас еще будет схватка с этим лекарем, я это предчувствую.
Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага; но предлог долго не представлялся. Базаров вообще говорил мало в присутствии «старичков Кирсановых» (так он называл обоих братьев), а в тот вечер он чувствовал себя не в духе и молча выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.
Речь зашла об одном из соседних помещиков. «Дрянь, аристократишко», — равнодушно заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.
— Позвольте вас спросить, — начал Павел Петрович, и губы его задрожали, — по вашим понятиям слова: «дрянь» и «аристократ» одно и то же означают?
— Я сказал: «аристократишко», — проговорил Базаров, лениво отхлебывая глоток чаю.
— Точно так-с: но я полагаю, что вы такого же мнения об аристократах, как и об аристократишках. Я считаю долгом объявить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я уважаю аристократов — настоящих. Вспомните, милостивый государь (при этих словах Базаров поднял глаза на Павла Петровича), вспомните, милостивый государь, — повторил он с ожесточением, — английских аристократов. Они не уступают йоты от прав своих, и потому они уважают права других; они требуют исполнения обязанностей в отношении к ним, и потому они сами исполняют свои обязанности. Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее.
— Слыхали мы эту песню много раз, — возразил Базаров, — но что вы хотите этим доказать?
— Я эфтим хочу доказать, милостивый государь (Павел Петрович, когда сердился, с намерением говорил: «эфтим» и «эфто», хотя очень хорошо знал, что подобных слов грамматика не допускает. В этой причуде сказывался остаток преданий Александровского времени. Тогдашние тузы, в редких случаях, когда говорили на родном языке, употребляли одни — эфто, другие — эхто: мы, мол, коренные русаки, и в то же время мы вельможи, которым позволяется пренебрегать школьными правилами), я эфтим хочу доказать, что без чувства собственного достоинства, без уважения к самому себе, — а в аристократе эти чувства развиты, — нет никакого прочного основания общественному… bien public , [3] общественному зданию. Личность, милостивый государь, — вот главное: человеческая личность должна быть крепка, как скала, ибо на ней все строится. Я очень хорошо знаю, например, что вы изволите находить смешными мои привычки, мой туалет, мою опрятность наконец, но это все проистекает из чувства самоуважения, из чувства долга, да-с, да-с, долга. Я живу в деревне, в глуши, но я не роняю себя, я уважаю в себе человека.
— Позвольте, Павел Петрович, — промолвил Базаров, — вы вот уважаете себя и сидите сложа руки; какая ж от этого польза для bien public ? Вы бы не уважали себя и то же бы делали.
Павел Петрович побледнел.
— Это совершенно другой вопрос. Мне вовсе не приходится объяснять вам теперь, почему я сижу сложа руки, как вы изволите выражаться. Я хочу только сказать, что аристократизм — принсип, а без принсипов жить в наше время могут одни безнравственные или пустые люди. Я говорил это Аркадию на другой день его приезда и повторяю теперь вам. Не так ли, Николай?
Николай Петрович кивнул головой.
— Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, — говорил между тем Базаров, — подумаешь, сколько иностранных… и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны.
— Что же ему нужно, по-вашему? Послушать вас, так мы находимся вне человечества, вне его законов. Помилуйте — логика истории требует…
— Да на что нам эта логика? Мы и без нее обходимся.
— Да так же. Вы, я надеюсь, не нуждаетесь в логике для того, чтобы положить себе кусок хлеба в рот, когда вы голодны. Куда нам до этих отвлеченностей!
Павел Петрович взмахнул руками.
— Я вас не понимаю после этого. Вы оскорбляете русский народ. Я не понимаю, как можно не признавать принсипов, правил! В силу чего же вы действуете?
— Я уже говорил вам, дядюшка, что мы не признаем авторитетов, — вмешался Аркадий.
— Мы действуем в силу того, что мы признаем полезным, — промолвил Базаров. — В теперешнее время полезнее всего отрицание — мы отрицаем.
— Как? не только искусство, поэзию… но и… страшно вымолвить…
— Всё, — с невыразимым спокойствием повторил Базаров.
Павел Петрович уставился на него. Он этого не ожидал, а Аркадий даже покраснел от удовольствия.
— Однако позвольте, — заговорил Николай Петрович. — Вы все отрицаете, или, выражаясь точнее, вы все разрушаете… Да ведь надобно же и строить.
— Это уже не наше дело… Сперва нужно место расчистить.
— Современное состояние народа этого требует, — с важностью прибавил Аркадий, — мы должны исполнять эти требования, мы не имеем права предаваться удовлетворению личного эгоизма.
Эта последняя фраза, видимо, не понравилась Базарову; от нее веяло философией, то есть романтизмом, ибо Базаров и философию называл романтизмом; но он не почел за нужное опровергать своего молодого ученика.
— Нет, нет! — воскликнул с внезапным порывом Павел Петрович, — я не хочу верить, что вы, господа, точно знаете русский народ, что вы представители его потребностей, его стремлений! Нет, русский народ не такой, каким вы его воображаете. Он свято чтит предания, он — патриархальный, он не может жить без веры…
— Я не стану против этого спорить, — перебил Базаров, — я даже готов согласиться, что в этом вы правы.
— И все-таки это ничего не доказывает.
— Именно ничего не доказывает, — повторил Аркадий с уверенностию опытного шахматного игрока, который предвидел опасный, по-видимому, ход противника и потому нисколько не смутился.
— Как ничего не доказывает? — пробормотал изумленный Павел Петрович. — Стало быть, вы идете против своего народа?
— А хоть бы и так? — воскликнул Базаров. — Народ полагает, что когда гром гремит, это Илья-пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне соглашаться с ним? Да притом — он русский, а разве я сам не русский?
— Нет, вы не русский после всего, что вы сейчас сказали! Я вас за русского признать не могу.
— Мой дед землю пахал, — с надменною гордостию отвечал Базаров. — Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас — в вас или во мне — он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете.
— А вы говорите с ним и презираете его в то же время.
— Что ж, коли он заслуживает презрения! Вы порицаете мое направление, а кто вам сказал, что оно во мне случайно, что оно не вызвано тем самым народным духом, во имя которого вы так ратуете?
— Как же! Очень нужны нигилисты!
— Нужны ли они или нет — не нам решать. Ведь и вы считаете себя не бесполезным.
— Господа, господа, пожалуйста, без личностей! — воскликнул Николай Петрович и приподнялся.
Павел Петрович улыбнулся и, положив руку на плечо брату, заставил его снова сесть.
— Не беспокойся, — промолвил он. — Я не позабудусь именно вследствие того чувства достоинства, над которым так жестоко трунит господин… господин доктор. Позвольте, — продолжал он, обращаясь снова к Базарову, — вы, может быть, думаете, что ваше учение новость? Напрасно вы это воображаете. Материализм, который вы проповедуете, был уже не раз в ходу и всегда оказывался несостоятельным…
— Опять иностранное слово! — перебил Базаров. Он начинал злиться, и лицо его приняло какой-то медный и грубый цвет. — Во-первых, мы ничего не проповедуем; это не в наших привычках…
— Что же вы делаете?
— А вот что мы делаем. Прежде, в недавнее еще время, мы говорили, что чиновники наши берут взятки, что у нас нет ни дорог, ни торговли, ни правильного суда…
— Ну да, да, вы обличители, — так, кажется, это называется. Со многими из ваших обличений и я соглашаюсь, но…
— А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству; мы увидали, что и умники наши, так называемые передовые люди и обличители, никуда не годятся, что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем, когда дело идет о насущном хлебе, когда грубейшее суеверие нас душит, когда все наши акционерные общества лопаются единственно оттого, что оказывается недостаток в честных людях, когда самая свобода, о которой хлопочет правительство, едва ли пойдет нам впрок, потому что мужик наш рад самого себя обокрасть, чтобы только напиться дурману в кабаке.
— Так, — перебил Павел Петрович, — так: вы во всем этом убедились и решились сами ни за что серьезно не приниматься.
— И решились ни за что не приниматься, — угрюмо повторил Базаров.
Ему вдруг стало досадно на самого себя, зачем он так распространился перед этим барином.
— А только ругаться?
— И это называется нигилизмом?
— И это называется нигилизмом, — повторил опять Базаров, на этот раз с особенною дерзостью.
Павел Петрович слегка прищурился.
— Так вот как! — промолвил он странно спокойным голосом. — Нигилизм всему горю помочь должен, и вы, вы наши избавители и герои. Но за что же вы других-то, хоть бы тех же обличителей, честите? Не так же ли вы болтаете, как и все?
— Чем другим, а этим грехом не грешны, — произнес сквозь зубы Базаров.
— Так что ж? вы действуете, что ли? Собираетесь действовать?
Базаров ничего не отвечал. Павел Петрович так и дрогнул, но тотчас же овладел собою.
— Гм. Действовать, ломать… — продолжал он. — Но как же это ломать, не зная даже почему?
— Мы ломаем, потому что мы сила, — заметил Аркадий.
Павел Петрович посмотрел на своего племянника и усмехнулся.
— Да, сила — так и не дает отчета, — проговорил Аркадий и выпрямился.
— Несчастный! — возопил Павел Петрович; он решительно не был в состоянии крепиться долее, — хоть бы ты подумал, что в России ты поддерживаешь твоею пошлою сентенцией! Нет, это может ангела из терпения вывести! Сила! И в диком калмыке, и в монголе есть сила — да на что нам она? Нам дорога цивилизация, да-с, да-с, милостивый государь, нам дороги ее плоды. И не говорите мне, что эти плоды ничтожны: последний пачкун, un barbouilleur , тапер, которому дают пять копеек за вечер, и те полезнее вас, потому что они представители цивилизации, а не грубой монгольской силы! Вы воображаете себя передовыми людьми, а вам только в калмыцкой кибитке сидеть! Сила! Да вспомните, наконец, господа сильные, что вас всего четыре человека с половиною, а тех — миллионы, которые не позволят вам попирать ногами свои священнейшие верования, которые раздавят вас!
— Коли раздавят, туда и дорога, — промолвил Базаров. — Только бабушка еще надвое сказала. Нас не так мало, как вы полагаете.
— Как? Вы не шутя думаете сладить, сладить с целым народом?
— От копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела, — ответил Базаров.
— Так, так. Сперва гордость почти сатанинская, потом глумление. Вот, вот чем увлекается молодежь, вот чему покоряются неопытные сердца мальчишек! Вот, поглядите, один из них рядом с вами сидит, ведь он чуть не молится на вас, полюбуйтесь. (Аркадий отворотился и нахмурился.) И эта зараза уже далеко распространилась. Мне сказывали, что в Риме наши художники в Ватикан ни ногой. Рафаэля считают чуть не дураком, потому что это, мол, авторитет; а сами бессильны и бесплодны до гадости, а у самих фантазия дальше «Девушки у фонтана» не хватает, хоть ты что! И написана-то девушка прескверно. По-вашему, они молодцы, не правда ли?
— По-моему, — возразил Базаров. — Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его.
— Браво! браво! Слушай, Аркадий… вот как должны современные молодые люди выражаться! И как, подумаешь, им не идти за вами! Прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось им прослыть за невежд, так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: все на свете вздор! — и дело в шляпе. Молодые люди обрадовались. И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь они вдруг стали нигилисты.
— Вот и изменило вам хваленое чувство собственного достоинства, — флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами. — Спор наш зашел слишком далеко… Кажется, лучше его прекратить. А я тогда буду готов согласиться с вами, — прибавил он, вставая, — когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.
— Я вам миллионы таких постановлений представлю, — воскликнул Павел Петрович, — миллионы! Да вот хоть община, например.
Холодная усмешка скривила губы Базарова.
— Ну, насчет общины, — промолвил он, — поговорите лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле, что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобные штучки.
— Семья наконец, семья, так, как она существует у наших крестьян! — закричал Павел Петрович.
— И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах? Послушайте меня, Павел Петрович, дайте себе денька два сроку, сразу вы едва ли что-нибудь найдете. Переберите все наши сословия да подумайте хорошенько над каждым, а мы пока с Аркадием будем…
— Надо всем глумиться, — подхватил Павел Петрович.
— Нет, лягушек резать. Пойдем, Аркадий; до свидания, господа.
Оба приятеля вышли. Братья остались наедине и сперва только посматривали друг на друга.
— Вот, — начал наконец Павел Петрович, — вот вам нынешняя молодежь! Вот они — наши наследники!
— Наследники, — повторил с унылым вздохом Николай Петрович. Он в течение всего спора сидел как на угольях и только украдкой болезненно взглядывал на Аркадия. — Знаешь, что я вспомнил, брат? Однажды я с покойницей матушкой поссорился: она кричала, не хотела меня слушать… Я наконец сказал ей, что вы, мол, меня понять не можете; мы, мол, принадлежим к двум различным поколениям. Она ужасно обиделась, а я подумал: что делать? Пилюля горька — а проглотить ее нужно. Вот теперь настала наша очередь, и наши наследники могут сказать нам: вы мол, не нашего поколения, глотайте пилюлю.
— Ты уже чересчур благодушен и скромен, — возразил Павел Петрович, — я, напротив, уверен, что мы с тобой гораздо правее этих господчиков, хотя выражаемся, может быть, несколько устарелым языком, vieilli , и не имеем той дерзкой самонадеянности… И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: какого вина вы хотите, красного или белого? «Я имею привычку предпочитать красное!» — отвечает он басом и с таким важным лицом, как будто вся вселенная глядит на него в это мгновение…
— Вам больше чаю не угодно? — промолвила Фенечка, просунув голову в дверь: она не решалась войти в гостиную, пока в ней раздавались голоса споривших.
— Нет, ты можешь велеть самовар принять, — отвечал Николай Петрович и поднялся к ней навстречу. Павел Петрович отрывисто сказал ему: bon soir , [4] и ушел к себе в кабинет.
Спор базарова и кирсанова в какой главе
Десятая глава романа Ивана Сергеевича Тургенева «Отцы и дети» играет роль промежуточной кульминации столкновения отцов (в лице Павла Петровича Кирсанова) и детей (Евгений Базаров). На самом деле, в этом остром споре заключена завязка созревающего в душе Базарова внутреннего конфликта, который приведёт его к гибели.
Возникновение непримиримой вражды между старшим Кирсановым и учителем Аркадия – Евгением Базаровым – происходило постепенно, но зерно заложено ещё при первой встрече. В тот самый момент, когда Павел Петрович не подал свою «красивую руку с длинными розовыми ногтями, – руку, казавшуюся ещё красивей от снежной белизны рукавчика, застёгнутого одиноким крупным опалом» Базарову, рука которого была красная, по-видимому, от того, что перчаток последний не носил, и за ногтями не следил. Две недели жизни в Марьине только углубили этот едва наметившийся конфликт. Базаров с небрежностью критикует отца и дядю Аркадия, не учитывая возможных чувств у молодого человека по отношению к его родным. Про Николая Петровича он говорит, что его песенка спета, он человек отставной. А Павел Петрович, по его мнению, щеголеват, и вообще, оба брата – старенькие романтики, развившие в себе нервную систему до раздражения.
Поединок разгорелся за вечерним чаем. Столкновение происходило по нескольким направлениям. Сначала речь зашла об аристократии, сторонником которой является Павел Петрович. По его мнению, без аристократии нет никакого прочного основания общественному зданию. Он гордится тем, что находясь в глуши, уважает в себе человека. Базаров возражает вполне резонно: «…вы вот уважаете себя и сидите сложа руки». Он считает, что аристократизм, либерализм, прогресс, принципы – бесполезные слова. Удивительно, но предметом внезапной и страстной любви нигилиста скоро станет именно аристократка.
Далее спор переключается на русского мужика. Павел Петрович возвышенно говорит, что народ свято чтит предания, что он не может жить без веры. На этом, собственно, все взаимоотношения старшего Кирсанова с народом заканчиваются (не считая пепельницы в виде лаптя на столе в эпилоге). Базаров тоже громогласно утверждает, что его дед землю пахал, но почему-то презирает мужика, может, потому, что тот готов сам себя обокрасть, чтобы дурмана в кабаке напиться.
Волна негодования постепенно нарастает в сознании аристократа. И Павел Петрович впервые произносит не совсем уважительные слова в адрес молодёжи: «Сперва гордость почти сатанинская, потом глумление». После этих слов Аркадий нахмурился и отвернулся. Базаров произносит уже слишком дерзкое: «Рафаэль гроша медного не стоит». Здесь аристократическая гордость изменила Кирсанову, и он косвенно обозвал Базарова «болваном».
На первый взгляд Базаров победил в споре с Кирсановым. Действительно, он сохранил ясность мысли, не оскорбил своего оппонента, был, кажется, убедительным. Но жизнь вскоре расставит всё по своим местам. Природа станет стимулятором того чувства, которое он испытает по отношению к Одинцовой. Звуки музыки взбудоражат его до крайней степени возбуждения. На романтические высказывания отца Евгений не сможет возразить: любовь и уважение к родному человеку станут причиной его толерантности. А перед смертью он сам превратится в романтика и разрешит матушке провести все церковные обряды, хотя не верит в Бога и считает себя атеистом. Более того, находящийся рядом с ним ученик Аркадий видит все изменения в своём учителе и постепенно осознаёт, что его друг не лишён чувств, душевных переживаний, смятений, а главное, в нём зреет отрицание собственных нравственных принципов, хотя он их, вроде бы, не имеет, потому что принципы – пустые слова! А ведь судьба подавала Базарову сигналы, но верящий исключительно в материальное, он эти символы не воспринимает. И история о любви Кирсанова, и дуэль с ним, и непонимание с мужиками, и пустота и пошлость «учеников» нигилиста – прошли мимо него. Он не извлёк из этих намёков никаких выводов. Самоломанность Евгения стала для него очевидна. Лишь в смерти раскрылся этот мужественный и достойный уважения человек.
Читаемое в разделе:
- «Отцы и дети». Прочтение. Вслед за автором. Анализ первых трех глав романа
Жарким весенним днем, 20 мая 1859 года, на крыльцо постоялого двора выходит «барин лет сорока». Это Николай Петрович Кирсанов. Он ждет сына Аркадия.
Особенностью творчества Ивана Сергеевича Тургенева была злободневность затрагиваемых автором проблем, он очень чутко понимал и чувствовал проблемы времени и.
Роман Ивана Сергеевича Тургенева «Отцы и дети» создавался в эпоху больших перемен. В России проходили реформы, и автор видел борьбу двух поколений.
В литературе существует множество различных жанров, но несмотря на это, у каждого писателя есть несколько наиболее предпочтительных. У Ивана Сергеевича.
Стихотворения в прозе, созданные Иваном Сергеевичем Тургеневым на склоне лет, очень лиричны и трогают струны души каждого читателя. Это камерные, лаконичные прозаические вещи.
1. История сближения Аркадия и Кати разворачивается в романе И.С. Тургенева «Отцы и дети» параллельно истории Базарова и Одинцовой. Это история о дружбе.
Романы и повести русского писателя XIX века Ивана Сергеевича Тургенева — произведения очень разные и многогранные. Каждому из них свойственны тонко развитые сюжетные линии.
Ранее опубликованные в разделе:
- Павел Кирсанов и Евгений Базаров. Сочинение по роману «Отцы и дети»
Абсолютно одинаковых людей не бывает, но очень часто встречаются люди, почти во всём являющиеся противоположностью друг другу. Такими и были Павел Кирсанов и.
Особенностью творчества Ивана Сергеевича Тургенева была злободневность затрагиваемых автором проблем, он очень чутко понимал и чувствовал проблемы времени и.
1. История сближения Аркадия и Кати разворачивается в романе И.С. Тургенева «Отцы и дети» параллельно истории Базарова и Одинцовой. Это история о дружбе.
«>Объяснение Аркадия и Кати. Анализ эпизода «Отцы и дети»
Стихотворения Тургенева в прозе. Нравственность и человеческие взаимоотношения
Стихотворения в прозе, созданные Иваном Сергеевичем Тургеневым на склоне лет, очень лиричны и трогают струны души каждого читателя. Это камерные, лаконичные прозаические вещи.
В литературе существует множество различных жанров, но несмотря на это, у каждого писателя есть несколько наиболее предпочтительных. У Ивана Сергеевича.
Жарким весенним днем, 20 мая 1859 года, на крыльцо постоялого двора выходит «барин лет сорока». Это Николай Петрович Кирсанов. Он ждет сына Аркадия.
Новые материалы раздела:
- «Отцы и дети» Тургенева как социально-психологический роман
Роман Ивана Сергеевича Тургенева «Отцы и дети» создавался в эпоху больших перемен. В России проходили реформы, и автор видел борьбу двух поколений.
Тогда Ситников вскочил в коляску…потащился в город, куда прибыл поздно и где на следующий день у Кукшиной сильно досталось двум «противным гордецам.
Сцена у стога (анализ эпизода из 21-й главы романа И.С.Тургенева «Отцы и дети»).
К работе над романом Тургенев приступил в начале августа 1860 года, а закончил его в июле 1861. Появился роман в февральской книге журнала «Русский вестник» за 1862 год. «Отцы и дети» — произведение, отразившее целый этап в историческом развитии России второй половины 19 века.
Действие романа происходит в 1859 году, а эпилог рассказывает о событиях, произошедших после отмены крепостного права. Одним из важнейших исторических явлений этой поры была борьба буржуазно-дворянского либерализма с демократами. Этот конфликт и послужил основой романа Тургенева. Пристальный интерес писателя к человеку 60-х годов определил не только сюжет, но и композицию произведения. Центральное место в романе занимает образ Евгения Базарова, представителя революционной демократии. Как и Чацкий в «Горе от ума», главный герой резко противопоставлен всем действующим лицам. Он — человек из иной среды, и это проявляется во взглядах, словах, во взаимоотношениях с родителями, друзьями, любимой женщиной.
Эпизод «Сцена у стога» расположен приблизительно в середине романа. В этой сцене Базаров вступает в конфликт со своим другом Аркадием. Здесь раскрывается и характер Базарова, и истинные взгляды Кирсанова.
Действие происходит в имении родителей Базарова. Сцена у стога является тем моментом, с которого Евгений Базаров и Аркадий Кирсанов, будучи друзьями, стали отдаляться друг от друга. Между героями возникает непонимание и даже некая вражда. Если до этого Аркадий во всем соглашается с Базаровым (пусть на словах, а не в душе), то теперь он вступает с ним в спор.
Эпизод имеет свою композицию, в нем выделяются сюжетные элементы. Экспозицией выступает пейзажная зарисовка жаркого летнего полдня, вызывающего состояние дремоты и скуки. Герои отдыхают в тени стога сена. Завязкой является начало диалога молодых людей о детстве и родителях Базарова. Происходит развитие диалога, разговор заходит о любви и ненависти, о том, каким должен быть настоящий человек, по мнению Базарова. Напряжение между героями возрастает из-за несовпадения мнений. Наступает кульминационный момент, молодые люди готовы подраться — Аркадий шутя и робея, увидев серьезное и зловещее лицо Базарова, а Базаров – с полной готовностью к предстоящей драке. Развязкой действия является появление Василия Ивановича, отца Базарова, который снимает напряжение ситуации своей добродушной фразой: «А! Вот вы куда забрались!».
Этот эпизод показывает, что Аркадий и Евгений – совершенно разные люди, как в отношении к жизни, так и по социальному положению. Базаров – разночинец-демократ, а Аркадий все же примыкает к либеральному лагерю родственников- аристократов.
Герои изображаются в сравнении и в противопоставлении друг к другу — не как представители одного идеологического направления, а как носители и проповедники разных истин. Базаров не изменился со дня первого знакомства с читателем. Аркадий же, напротив, меняет свою позицию, становясь на сторону дяди и даже говоря его словами: «Послушать тебя сегодня, поневоле согласишься с теми, которые упрекают нас в отсутствии принципов».
Евгений Базаров, видя поколебавшегося Аркадия, называет его размазней, нежной душой. Он выявляет в друге робость и нерешительность, слабость и неуверенность в себе. Аркадий действительно занимает слабую позицию. Он неуверен и робок, он не может с такой же твердостью и безразличной напористостью, как Базаров, отстаивать свое мнение.
Однако автор не может принять и сторону Базарова, который грубо обходится с Аркадием, как бы вымещая на друге свою внутреннюю тревогу и боль, связанную с появлением в его жизни Анны Сергеевны Одинцовой.
«Ты нежная душа, размазня… Ты робеешь, мало на себя надеешься», — говорит Базаров Аркадию. Но у него самого эта же робость проявляется в отношении к Одинцовой. «Принципов вообще нет…, а есть ощущения», — настаивает Евгений, но и у этого героя с некоторых пор появились принципы, во имя которых он решил сладить с собою и со своим «романтизмом».
Грубость и категоричность, цинизм и агрессия Базарова раскрывается в каждой его реплике: «Сам себя не сломал, так и бабенка не сломает!», «Настоящий человек тот, о котором думать нечего, а которого надобно слушаться или ненавидеть», «Какую клевету ни взведи на человека, он, в сущности, заслуживает в двадцать раз хуже того», «Говорить красиво – неприлично». В завершении всего герой называет Павла Петровича идиотом.
Аркадий с тревогой и возмущением слушает друга, пытается опровергнуть его мнение. Несмотря на то, что Аркадий менее уверен в себе, в данном эпизоде он справедливее и честнее Базарова. Кирсанов уже не обманывает ни самого себя, ни друга, высказывая свое несогласие с ним.
Главный художественный прием, используемый в данном эпизоде, – антитеза. Значимость эпизода заключается в том, что он показывает поколебавшиеся взгляды обоих героев: как у Аркадия, так и у Базарова. Последний, чувствуя тревогу, пробужденную вдовой Одинцовой, не сдерживается и срывается на друге. Примером тому являются его грубые и агрессивные высказывания. Этим показана злоба и трагичность героя: он одинок, у него нет ни любви, ни друзей, ни единомышленников.
В сцене у стога мы слышим наиболее резкие, парадоксальные и просто несправедливые выпады Базарова. Но не потому ли они звучат, что ему нестерпимо тяжело? Все его раздражает – и родители, и Аркадий с его красивыми словами и банальными мыслями. Может быть, в момент душевной катастрофы, когда так нужна дружеская рука и понимающий собеседник, герою особенно тяжко осознавать свое одиночество? Базаров понимает, что друга-то у него и нет, что собеседник его не понимает и понять не может, что он один во всем мире с своей болью и тоской.
Автор заканчивает эпизод словами: «Но никакая дружба долго не выдержит таких столкновений», подчеркивая тем самым, что дружба между героями с этого дня закончилась.
человек просмотрели эту страницу. Зарегистрируйся или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение.